Женщины, которые идут на аборт

Их размышления об их детях

Побудьте со мной немного в приёмной абортария. Здесь вы найдёте женщин, которые, в целом, ни философы, ни слабоумные – категории, между которыми весьма значительный пробел. Очень немногие их этих женщин когда-либо принимали участие в спорах о значении «личности». Ещё меньше их них настолько глупы, чтобы верить заявлению, что аборт не хуже, чем удаление зуба. Посмотрите вокруг, и вы увидите женщин всех слоёв общества. Умные и глупые, консервативные и либеральные, религиозные и нерелигиозные. Всякие есть. Много девушек-подростков, незамужних женщин. Представлен широкий срез российского общества. И как у всех россиян, отношение этих женщин к аборту неоднозначно, и сегодня более чем когда-либо.

Многие их этих женщин даже сейчас, ожидая, пока их проводят в операционную, прячут голову в пески отрицания. «Скоро всё кончится. Я просто не буду об этом думать. Я просто буду продолжать жить, как раньше, как будто ничего не случилось… Если бы это было плохо, это не было бы узаконено. Если бы это было опасно, это не было бы узаконено. Я просто не буду об этом думать».

Другие, которые в лучшем случае считают свои предстоящие аборты печальной необходимостью, прощаются: «Прости меня. Мамочка не хочет этого делать, но у меня совсем нет выбора. Если бы только я могла оставить тебя, я бы так тебя любила». Некоторые ждут бесстрастно, но интеллектуально они мучаются метафизическим вопросом: «Правильно и я поступаю?» Другие сосредоточены на своих ответах на этот вопрос: «Это правильное, единственно возможное решение. Я без проблем могу родить позже, когда придёт время, когда я смогу стать хорошей матерью. Было бы несправедливо по отношению ко мне, к Андрею (Никите, Даниле…), даже к самому ребёнку рожать сейчас».

Эти женщины, безрадостно ждущие в приёмной, просто обычные россиянки. Опросы показывают, что около 70% россиян считают, что аборты должны быть разрешены. Тем не менее, 75% также считают, что аборт безнравственен. Несомненно, в наших сердцах существует конфликт между тем, что должно быть узаконено и тем, что, по сути, нравственно.

Этот конфликт наиболее заметен в приёмных абортариев. Опросы, проведённые в абортариях, показывают, что по крайней мере 70% женщин, идущих на аборт, считают его безнравственным или, по меньшей мере, ненормальным явлением. То есть вместо того, чтобы делать выбор в соответствии со своими моральными устоями, большинство женщин поступают против своих систем ценностей. Они чувствуют, что обстоятельства или их возлюбленные «вынуждают» их поступать против совести ради какого-то «другого блага».

Все знают…

Почему россияне, для которых аборт уже несколько десятилетий является законным, всё ещё отрицательно смотрят на аборт? Поскольку традиционная Христианская этика святости жизни не полностью вытеснена новой этикой скорее относительной, нежели абсолютной ценности человеческой жизни, возникла необходимость отделить идею аборта от идеи убийства, которое продолжает считаться отвратительным. Результатом стало любопытное избегание научного факта, кстати, общеизвестного, что человеческая жизнь начинается при зачатии и продолжается – внутри или вне матки – до смерти. Сами по себе эти заметные смысловые манипуляции, которые необходимы, чтобы определить аборт как что угодно, только не лишение человека жизни, были бы смехотворны, если бы не выставлялись столь часто в социально безукоризненных рамках. Предполагается, что эта шизофреническая подмена необходима, потому что в то время как продвигается новая этика, старую ещё не удалось полностью вытеснить.

В приёмной абортария эта правда неловко движется под покровом немой покорности. Никто не смеет говорить о ней, но все знают. Даже маленькие дети в состоянии понять эту простую истину. Она лежит в основании вопроса, который когда-то задают все дети: «Откуда берутся дети?» Ребёнка можно временно отвлечь от ответа на этот вопрос, но любопытство ни одного ребёнка не будет удовлетворено полностью, пока не откроется вся правда. Жизнь начинается в момент зачатия. Ребёнок зарождается в акте зачатия, соединения (будем надеяться, в акте любви) мужчины и женщины, когда двое становятся одной плотью – и символически, соединяясь в половом акте, и поистине, в зачатии новой жизни, которая соединяет плоть мужчины и женщины, создавая нового человека, их ребёнка.

Знание того, что человеческий плод, эмбрион или даже зигота – это фактически человек, так же неоспоримо, как и ответ на детский вопрос «Откуда берутся дети?» Женщины в приёмной, некоторые из которых ещё не перестали играть в куклы, помнят, как сами задавали этот вопрос. Они помнят ответ. Помнят правду. И именно эта правда – независимо от того, сколько усилий они прикладывают, чтобы проигнорировать её, забыть или спрятать под рекламными лозунгами или философскими софизмами – притягивает сейчас их внимание.

В ходе бесед с 40 женщинами вскоре после аборта социолог Мария Циммерман избегала любых вопросов, связанных с их взглядом на природу плода в материнской утробе, чтобы не расстроить этих женщин. И всё же, несмотря на то, что этот вопрос так и не был задан, он, несомненно, был на уме у женщин, так как большинство из них решили высказаться по этому поводу хотя бы намёком. Почти 25% открыто констатировали, что абортированный плод был новой жизнью, человеком или личностью. Во многих из этих случаев они признавали, что испытывают ощущение того, что убили или лишили жизни другого человека. Ещё 25% выразили замешательство касательно природы плода. В этих случаях женщины в основном считали, что плод был человеком, но отрицали, что аборт был убийством. Циммерман полагает, что такую позицию женщины заняли, чтобы сохранить образ нравственных личностей. Наконец, только 15% утверждали, что плод НЕ был человеком или человеческой жизнью, но даже эти женщины предпочитали скорее отрицание, чем аргументацию в поддержку своих взглядов, говоря, например: «Я чувствую, что там что-то есть, но не думаю, что это уже человек».

Всем трудно…

Чувство, что прерывается жизнь, проходит красной нитью через все свидетельства этих женщин до, во время и после аборта. Как сказала одна женщина в приёмной абортария, «Это убийство. Но это оправданное убийство». Другая вскоре после аборта сказала: «Когда делаешь аборт, ты как будто разрушаешь часть себя. Так я это чувствую. Просто у меня неприятное чувство внутри, и всё. На самом деле я не хотела делать аборт. Это грех». Ещё одна женщина, описывая свои чувства после аборта, говорит: «Я ненавидела себя. Я чувствовала себя брошенной и растерянной. Не было рядом человека, у которого на плече я могла бы поплакать, а плакать мне хотелось ужасно. И я чувствовала себя виноватой. Я не могла выбросить из головы, что я только что убила ребёнка».

Некоторых само предчувствие вины побуждает к самонаказанию. Одна женщина, которая сделала «лекарственный аборт» объяснила: «Я не хотела, чтобы это было так: раз – и я засыпаю, раз – и я просыпаюсь, когда уже всё кончено. Это было бы слишком просто. Для меня это было серьёзное болезненное решение. Я бы чувствовала себя безответственной, если бы всё произошло так быстро и просто. Я хотела запомнить об этом на всю жизнь. Я не хочу делать это снова». Для этой женщины цена аборта должна измеряться чем-то большим, чем удобство и быстрота. Это действие должно быть запечатлено в её памяти со всей серьёзностью. Физическая и душевная боль – единственная подходящая дань отрицаемой жизни.

Даже те, кто отрицает человеческую сущность их нерождённых детей, часто признают, что это отрицание можно поддерживать только сознательными усилиями. Например, одна женщина пишет: «Я не думала о нём как о ребёнке. Я просто не хотела думать о нём таким образом». Другая настаивает, что отрицание – единственный способ справляться с ситуацией: «Я решила сделать это и чувствовала, что могу сойти с ума, любая женщина может, но этого нельзя допустить, потому что надо жить с этим. Нет смысла в том, чтобы позволить этим мыслям привести тебя в пропасть».

Для других даже процесс обсуждения аборта является серьёзной угрозой шаткого равновесия. Например, одна женщина в приёмной абортария, пришедшая на третий аборт, рассказала, что свыклась со своими двумя абортами, а потом начала описывать симптомы, которые сейчас известны как часть постабортного синдрома. Она призналась, что у неё появились непреодолимая тяга к чужим детям, вспышки неконтролируемого гнева, периоды депрессии и чрезмерного употребления алкоголя. Услышав своё собственное описание этих проблем, которые она сама приписала своим предыдущим абортам, она засомневалась и в итоге сделала вывод: «Может быть, мне стоит обратиться к психиатру, но у меня нет на это ни времени, ни денег, да и смысла в этом я не вижу. Правду принять трудно, и я просто не знаю, готова ли я к ней».

Какова же правда, которую она уже знает, но которую «трудно принять»? Аборт уничтожает человеческую жизнь. Более того, это жизнь её собственного ребёнка. Эта человеческая жизнь – также потомство её партнёра. И родителей их обоих. И их бабушек и дедушек. Таким образом, аборт – это больше, чем серьёзная нравственная проблема; это семейная проблема. Аборт определяет не только то, что женщина думает о себе, но и что она думает о своей семье.

Никто не защищён

Даже самые ярые защитники права на аборт не обладают иммунитетом к этой проблеме. Линда Бёрд Франк, профессиональная журналистка, феминистка, активистка движения «за выбор» описывает как, столкнувшись с незапланированной беременностью, которая помешала бы карьерному росту её и её мужа, пара решила: «это наше время», а не ребёнка. Это было относительно простое решение. Без лишних эмоций и сомнений было принято практическое и логическое решение.

К тому времени, как она вошла в операционную, Франк отчаянно надеялась на какой-нибудь выход из предопределённой ситуации. Ей хотелось, чтобы её муж храбро «ворвался» в операционную и предотвратил аборт. Он этого не сделал, и когда врач начал расширять шейку матки, она сама попросила врача остановиться. Но врач сказал, что уже слишком поздно останавливаться и закончил операцию. В этот момент она сдалась: «Какие мы, женщины, молодцы. И какие послушные. Физическая боль утихла ещё до того, как звук вакуумного отсоса сообщил, что операция завершена, аппарат поглотил моего ребёнка, как пылесос поглощает пыль с ковра после вечеринки».

Её сомнения продолжались и после. На отдыхе, когда у неё было время для созерцания и раздумий о мире и жизни, ей начал «являться» её абортированный ребёнок. Её тихий кроткий «маленький призрак» появлялся и махал ей рукой. Она со слезами махала ему в ответ, чтобы заверить своего утраченного ребёнка в том, что если бы время повернулось вспять и он вернулся, она с мужем освободили бы для него место в своих занятых жизнях.

Через пять лет после аборта Франк решила разобраться в своих чувствах и написала книгу «Двойственность аборта», в которой описала реакцию на аборт 70 женщин, пар, родителей и мужчин. Она обнаружила, как гласит название книги, всеобщую двойственность и часто явное признание вины и укоров совести. Более 70% опрошенных выразили какие-либо негативные чувства по отношению к аборту. Большинство, говоря об аборте, упоминают «ребёнка». Те, кто отрицали человеческую сущность плода, делали это в виде кратких утверждений на грани неуверенности. Совсем немногие были так подготовлены к аборту как Франк, у которой, по крайней мере, было преимущество: она была активисткой движения «за выбор», которая сталкивалась с проблемой и выступала за принципы, используемые для оправдания абортов. Напротив, мало кто из опрошенных когда-либо принимал участие в обсуждении абортов. У большинства были серьёзные нравственные сомнения по поводу абортов, и всё же они шли на аборт, потому что чувствовали, что у них нет выбора.

Опросы Линды Франк согласуются с данными других исследователей. Эти данные говорят, что для большинства женщин аборт в лучшем случае – критический выбор. От 30 до 60% женщин, идущих на аборт, хотят оставить ребёнка. Многие их этих женщин не хотят делать аборт, даже уже находясь в операционной, но всё-таки делают аборт, так как их вынуждают обстоятельства или другие люди. В действительности из тех, кто страдает от ПАС (постабортного синдрома), более 80% говорят, что при более благоприятных обстоятельствах и поддержке близких они были бы счастливы родить ребёнка. Более 60% опрошенных чувствовали, что их принуждают к аборту обстоятельства и близкие люди, и около 40% надеялись найти альтернативу аборту, уже находясь в абортарии.

Эти данные демонстрируют, что многие женщины, возможно, большинство, скорее «покорились», чем «выбрали» аборт. Рассуждения о «выборе» затемняют национальную проблему нежеланных беременностей – абортов у женщин, которые предпочли бы родить ребёнка, если бы получали всю ту любовь и поддержку, которая им необходима, чтобы стать матерями. Невозможно обоснованно отрицать свидетельства женщин, которые описывают, как их недовольные этой беременностью мужья, любовники, родители и другие близкие люди заставляли, преследовали, шантажировали и даже физически понуждали их к нежеланному аборту, потому что «так будет лучше для всех». Даже западный идеолог движения в защиту абортов Даниэль Каллахан пишет: «То, что мужчины часто принуждают женщин к аборту, когда им это выгодно, давно известно, но редко упоминается. Данные, предоставленные Институтом Алана Гуттмахера, демонстрируют, что около 30% женщин делают аборт, потому что кто-то другой, не сама женщина, хотят этого.

Все меняются

Эти данные показывают, что решение сделать аборт часто неокончательное или принимаемое только для того, чтобы угодить другим. Для многих это не что иное, как акт отчаяния. Для всех это чрезвычайно эмоциональный вопрос, который необратимо меняет ход жизни и затрагивает глубины их сексуальности и самооценку. Это очень значительное событие. Как после свадьбы женщина становится женой или после рождения ребёнка – матерью, так после аборта она становится … «другой», не такой, как прежде.

Человеку свойственно, особенно при значительных событиях, оглядываться назад и спрашивать себя: «Какой была бы моя жизнь, если бы я не вышла замуж? Если бы я не родила близнецов?» Так и женщина после аборта неизбежно сталкивается с вопросом: «Как бы я сейчас жила, если бы родила того ребёнка?»

Для многих женщин аборт становится ключевым пунктом их жизни, в свете которого рассматриваются все события. Жизнь для них делится на «до аборта» и «после аборта». Они могут даже считать, что стали совсем другими.

Аборт – это настолько серьёзное событие, что нужно или обдумать и принять его, или попытаться подавить его. И то, и другое непросто. Первое требует значительных усилий и честности. Второе просто вредно для психического здоровья. Фундаментальное правило психиатрии гласит, что подавление эмоций является причиной многих психических и физических недомоганий. Подавляемые чувства создают собственные внутренние очаги напряжения, отбирают нервную энергию и вызывают беспорядок и смятение в жизни до тех пор, пока не вырвутся наружу в такой форме, которую нельзя игнорировать.

Аборт – предмет, на который бурно реагируют все… Каждая женщина – независимо от возраста, социального статуса и сексуальности – получает психологическую травму при прерывании беременности. Затрагивается уровень человечности. Это часть её собственной жизни. Разрушая беременность, она разрушает себя. Он никоим образом не может быть безвредным и безобидным. Аборт имеет дело с жизненной силой. Не имеет абсолютно никакого значения, считает женщина то, что внутри неё жизнью или нет. Никто не может отрицать, что что-то зарождается внутри и что это зарождение происходит физически… Травма может проникнуть в глубины подсознания и никогда не показываться на поверхности. Но это не такое безвредное и обычное событие, как его пытаются представить сторонники абортов. Психологическую цену приходится платить в любом случае. Это может быть одиночество или отчуждённость; это может быть отталкивание человеческого тепла и участия, может быть ослабление материнского инстинкта. Что-то происходит на глубинных уровнях сознания женщины, когда она разрушает беременность.

Необходимость отрицания

Подавление и отрицание – наиболее общие способы справляться с травмой от аборта. От 60 до 70% женщин, столкнувшихся с негативными чувствами по отношению к аборту, признают, что в их жизни был период, когда они не признавались другим и самим себе в том, что испытывают сожаление и раскаяние.

В целом, отрицание и избежание очевидны. Женщины, заявляющие, что их приспосабливание к аборту было лёгким, всегда дают краткие туманные ответы, которые многое проясняют. Рассмотрите следующие типичные ответы.

Вопрос:Почему ты сделала аборт?

Ответ:«С беременностью не всё было в порядке, и у меня были узлы в животе».

Вопрос:Как бы ты описала аборт?

Ответ:«Мне было плохо, но я поступила как лучше».

Вопрос:Как аборт повлиял на тебя?

Ответ:«Мне было грустно, потому что я лишила ребёнка жизни».

Вопрос:Что ты делала, чтобы справиться с абортом и помогло ли это?

Ответ:«Ничего особенного. Я забыла о нём».

Вопрос:Как аборт изменил твою жизнь?

Ответ:«Я больше о себе забочусь».

Отметим, что женщины описывают то, что было абортировано, «ребёнком», а не «плодом» или «беременностью». Дальше очень четко утверждается, что при аборте они «лишили ребёнка жизни». Эти утверждения предполагают, что сделавшие их женщины не занимаются сложными логическими обоснованиями и разумными объяснениями. Для них это не было «потенциальной жизнью», это был ребёнок, чья смерть вызывает грусть. Также просто и прямо они справляются с его смертью, «забывая о ней». Будем надеяться, что они действительно забыли, но скорее всего это реакция избегания, делающая невозможным настоящее решение проблемы и интеграцию этого жизненного опыта в их жизнь.

Психологи умеют «читать между строк», и они видят, что за словами храбрости скрывается страх, а за спокойствием – сомнения. Всё, что они говорят, звучит искренне и открыто. Они лгут только тогда, когда говорят об аборте, и обманывают не столько окружающих, сколько самих себя. Они лгут, уклоняются от ответственности и придумывают свою жизнь. А кто из нас поступает иначе? Особенно в кризисных ситуациях? Особенно делая окончательный, необратимый выбор? Самосохранение – вот название игры. Ясно, что оставаться в здравом уме, находясь в абортарии, можно, только соблюдая правили игры. И пациентки, и персонал участвуют в этом заговоре самообмана, где реальность – дело соглашения не раскачивать повреждённую бурей лодку.

Аборт – это в лучшем случае безобразный опыт, в худшем – разрывающий сердце кошмар. Когда последствия аборта исследуются критично и личностно, всегда получается неутешительная картина. В том, что выявляется, всегда больше горя, чем радости и больше вины, чем облегчения.

Философия «выбора» привлекательна, только когда она оторвана от реальности, почитается как идеал, рассматривается как абстракция. С точки зрения женщин, наполненных отчаянием, ужасом, виной и отрицанием, эта философия холодна и неутешительна. С точки зрения последствий в виде рака груди, выкидышей, внематочных беременностей, злоупотребления алкоголем, мании самоубийства, сексуальных расстройств, депрессий – это издевательство.

Никто не забывает

Так как «все на самом деле знают», что жизнь начинается в момент зачатия, все, кто имел отношение к аборту, на каком-либо уровне мучились укорами совести. Это относится ко всем: отцу ребёнка, родителям женщины, её братьям и сёстрам, друзьям, врачам. Но более всего это касается самой женщины, потому что именно её тело было осквернено, её тело послужило зоной поражения ребёнку, для защиты которого предназначалась её матка.

Аборт – это убийство. Для женщин, позволяющих себе размышлять о своём аборте/абортах, никакой другой вывод невозможен.

Тем не менее, те женщины, у которых есть своя философия, значительные возможности справляться с ситуацией и которые ловко манипулируют смыслами, могут держать эту абортированную жизнь на расстоянии. Они напоминают себе, что это была просто «потенциальная» жизнь, время которой ещё не пришло. Но для большинства женщин, которым не хватает изощрённости и словесной ловкости эта абортированная жизнь – это просто их «ребёнок»т – человек, которого они бы любили и лелеяли, если бы только обстоятельства были иными.

Для этой группы женщин их аборты были «печальной необходимостью». Многие их них сразу после аборта ощущают вину, самоосуждение чувствуют, что они предали и себя, и ребёнка. Другие пытаются блокировать эти чувства путём отрицания, подавления и концентрации на будущем. Но от тех женщин, которые знают, что они избавились от «ребёнка», прошлое неизбежно потребует заплатить дань. Потребность оплакать ребёнка будет их преследовать, и это должны осознать и принять близкие и окружающие.

Будущее «искушенной» женщины менее определённо. Если она приняла этот взгляд на прерывание беременности до аборта, то, во что она верит, соответствует тому, что она сделала. В этом случае вполне вероятно, что аборт никак на неё не повлияет. Но если взгляды женщины до аборта не совпадают с её изощрённым умонастроением после аборта, её перспективы мира в душе слабы. В этом случае её более «зрелые», «искушенные» взгляды – скорее всего не более чем видимость, налёт рассуждений, скрывающих, но не стирающих ту личность, которая прежде считала, что аборт значит уничтожение человеческой жизни. Поскольку «современность» этой женщины – просто вывеска, ей не хватает уверенности в себе тех, кто усвоил эти взгляды задолго до аборта. Эту женщину с видимостью современных взглядов легко узнать по раздражению, с которым она возбуждённо защищает свою свободу и право на аборт. Она не обладает спокойной уверенностью в своей правоте и способностью уважать противоположную точку зрения других. Напротив, она считает каждое возражение своей новой системе ценностей личным оскорблением, потому что эти возражения тревожат спящую старую мораль, которая всё ещё предъявляет права на место в её сердце.

Такая женщина не обретёт мир, пока не придут к согласию личности по обе стороны видимости «зрелых» взглядов. А этот мир можно обрести, только когда личность под покровом видимости получит свободу оплакать утраченного ребёнка и раскаяться в содеянном в соответствии с прежней моралью, обращавшейся к её сознанию во время аборта. Пока она этого не сделает, её «новая мораль» будет засорена рассуждениями. Её новое «я» нестабильно, основано на противоречивом «я», не примирённом с прошлым. Такая женщина – это психологическая бомба замедленного действия. В её покрове видимости новой морали заложены очаги напряженности. Если этот покров будет потревожен, эмоциональный взрыв, который последует, может нанести непоправимый вред здоровью и жизни и её самой, и её близких. Путешествие начинается

Итак, оглядывая приёмную абортария, я вижу женщин, движимых отчаянием, а не надеждой. Я вижу женщин, плачущих в душе, прощающихся со своими детьми. И я вижу женщин, чьи стиснутые зубы и застывшие взгляды сосредоточены на будущем, потому что не смеют взглянуть на настоящее, которое навсегда станет их прошлым.

Глядя в их многочисленные лица, философские споры о том, когда человек становится «личностью», превращаются в ничто. Потому что за лирикой отговорок и жаргона, на уровне маленькой девочки, которая когда-то спрашивала «откуда берутся дети» каждая женщина здесь знает, что жизнь начинается при зачатии. Это человеческая жизнь. Это часть её и другого человека, это их ребёнок. Остается единственный вопрос: насколько счастливо она сможет жить с этой правдой… или как долго она сможет от неё скрываться? Помоги им Бог!

Комментарии 0

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.